Тантрум
– Смотри на меня, Олаф! Сейчас мы зайдём внутрь и убьём его, понял? Понял, блядь?!- Сержант, пыхтя, вжимался в стенку возле самой двери, в одной руке меч, в другой — щит, на груди обрубок стальной пластины.- Отряд! На счёт три! Раз!- Взметнулся вверх щит.- Два!- Взметнулся снова.- Три!- Дверь раскрылась, сержант с боевым криком ворвался внутрь, следом влетели и остатки отряда, и злосчастный Олаф, и Джон, и два брата Уриста, все злые, грязные, голодные.
Преступник бесновался, пытаясь отодрать кровать от стены. Борода его представляла собой жалкий комок из слюней и волос. Рубашка порвана, вместо брюк — лохмотья. Обернув к страже ополоумевшее лицо, безумец издал последний яростный крик и тут же погиб: голову отсек точный удар меча, грудь пронзили сразу четыре копья, одно острие ударило точно в сердце. По инерции обезглавленное тело поднялось в воздух, заливая кровать и пол комнаты кровью. Глаза Олафа широко раскрылись.
Сломался.
– Держись, этот был последний.- Мясистая рука сержанта опустилась на плечо Олафа. Олаф сидел молча, взглядом сверля залитую кровью стену.
– Шутите, товарищ сержант? Этот может и последний, но, ж, дык, где один полудурок, там и второй, сами знаете!- Сняв шлем, как-то мрачно-скептически проворчал Джон, опираясь на копьё.
Сержант резко встал и в миг оказался лицом к лицу с копьеносцем, вжав того в стенку:
– Ну так значит мы и всех этих следующих полудурков прирежем, понял меня?! Вон! Отдохни, пока можешь.
Джон сглотнул, покачал головой, хмыкнул, надел шлем и быстро покинул помещение. Сержант вздохнул:
– Спокойно, Олаф. Джон прав, конечно. Башню кому-нибудь ещё накрутит, это да. Чёртова стройка. Чёртовы гоблины. Но скоро всё закончится. Придёт караван. Обменяем одежду убитых на еду и питьё. А там уже полегче будет. Ну чего ты, чего?- Неуверенно вдруг вскрикнул сломавшимся голосом дварф.- Успокойся! Всё будет нормально!..- Олаф всхлипывал.- Ладно, посиди тут пока, успокойся. Следующего без тебя завалим. За тобой пришлют. Всё будет нормально.- Сержант было хотел похлопать Олафа по плечу, но отчего-то осёкся, изменился в лице и, спрятав меч в ножны, вышел.
Олаф всхлипывал.
